Шумерлинский «Химарь». Обзор заброшенной местности

Архив 20:54, 25.07.2016

Поднимаемся по разбитой бетонной лестнице на крышу. Отсюда лучше всего видно то, что осталось от гиганта (без шуток) советской химической промышленности, а ныне – разоренного и брошенного Химического завода города Шумерля Шумерлинского же района Чувашии

Внизу грязь, пыль, копоть и преимущественно матерные высказывания на стенах. Наверху вид, способный захватить воображение любого сталкера. Огромный полуразвалившийся бетонный комплекс слева с такими широкими прорезями вместо окон, напоминающими бойницы ДОТа – лаборатория химзавода или «химаря», как его называют местные. Две башенки резервуаров и присоседившийся к ним корпус из бетонных блоков с выбитыми окнами справа – тоже какое-то производство. Пока наш гид по имени Иван, взявшийся провести по «намоленым местам», строит предположения, мы осматриваем панораму.

Полуразрушенные корпуса, толстенная труба красного кирпича, воткнутая в небо, и настоящий лес из самых неприхотливых сортов сорняка между строениями. Живой памятник катастрофе российской экономики 90-х и мёртвый город, ставший местом постоянного паломничества любителей урбанистического пейзажа и просто здешней молодёжи. Мы на «химаре».

«Дубитель»

Строительство завода дубильных экстрактов с традиционным для первых лет советской власти названием «Большевик» началось в 1928 году. Как писал в своё время первый секретарь шумерлинского обкома КПСС Александр Серов, сам район, он же «лесной шумерлинский край», слыл диким захолустьем, где «свирепствовали трахома, малярия, туберкулёз, брюшной и сыпной тиф и другие страшные болезни».

Тем не менее, именно это место приглянулось экспедиции нижегородской строительной конторы «Дубитель» под строительство будущего завода во многом благодаря железнодорожной станции, полноводной тогда ещё Суры, а также обилия дубового сырья и рабочей силы.

Строили тяжело и, как это принято в России, не щадя живота. Крестьяне из ближайших деревень осушали болота для будущих стройплощадок и вручную возводили первые объекты производства. При этом сами ютились в землянках, шалашах, часто под открытым небом. Летом пожирал болотный гнус, осенью заливали дожди, зимой жгли лютые морозы

И всё же «будни великих строек» не одолели бешеного людского энтузиазма. Ровно за месяц до того, как XVI съезд ВКП(б) провозгласил беспощадную борьбу с бюрократией (помните бендеровское «ударим автопробегом по бюрократизму»?), в мае 1930-го шумерлинский «Большевик» начал выпускать ценнейший для страны дубовый экстракт, который использовался в медицине и при обработке тканей. С этих дней завод постоянно разрастался; вскоре здесь появились новые производства, и даже пошла продукция на экспорт.

«Ельцин, вернись, понимаешь…»

В химлабораторию сегодня не идём. Наш провожатый говорит, что нет подходящей обуви, а там если не сломишь ногу, то точно порежешь или, упаси Господи, проткнёшь каким-нибудь рваным штырём, торчащим из земли. Наш путь лежит в один из многоэтажных корпусов. Что здесь было раньше – сказать трудно. Цеха обобрали до нитки, ведь территория как следует не охраняется («соседний комплекс заколотили несколько лет назад после того, как там рухнувшие перекрытия похоронили забредшего сюда гражданина»).

Сейчас здесь только громадные пустые комнаты на первом этаже наподобие боксов и небольшие комнатки наверху – светлые с солнечной стороны, куда выходят окна, поэтому можно оглядеться. Впрочем, смотреть особо не на что. Граффити, большая часть которых посвящена разного рода «с днём рождения» и «Киса и Ося были тут», но на втором этаже замечаем два или три матерных посвящения Борису Ельцину. Память о «президенте-реформаторе», при котором предприятие отдало концы, здесь в буквальном смысле передаётся из уст в уста.

Внутри одного из цехов множество «старинных» деталей архитектуры начала 20-го столетия. Большинство интересных вещей, да и просто того, что плохо лежало, уже давно вывезли находчивые граждане. Гулять здесь небезопасно. На каждом шагу встречаются неожиданные обрывы, дыры в бетонном полу и торчащие куски арматуры. В заводских сооружениях бесчисленное количество пустых комнат и коридоров, в некоторых помещениях ещё можно увидеть остатки проржавевших труб, проводки и т.д.

Часть зданий соединяются друг с другом подвалами и коридорами, местами они завалены или затоплены. Без спецодежды там не пройти. Небольшая уцелевшая часть помещений завода обрела вторую жизнь и сдается в аренду. В одной из построек, например, теперь находится производство окон и металлических дверей.

Первый во всём

Завод дубильных экстрактов – первое градообразующее предприятие, и всё здесь производили, строили или устраивали впервые. Первая электроустановка, первое подсобное хозяйство, первая общепоселковая баня, первое футбольное поле у Венца, первый довольно просторный клуб со сценой, первый стадион под само собой разумеющимся названием «Труд», и даже первая в Шумерле танцплощадка.

В 50-х здесь открыли фурфурольный цех, производящий фурфурол (его получают при кипячении с серной кислотой различных сельскохозяйственных отходов) и уксусно-кальциевый порошок. Для их производства использовались отходы дубового сырья, которые раньше просто выбрасывали или сжигали. Фурфурол, используемый в нефтехимии и машиностроительное предприятие Атеси, пользовался огромным спросом в нашей стране.

В середине 60-х, когда в Москве тихо отправили на пенсию дорогого Никиту Сергеевича, заменив его не менее дорогим Леонидом Ильичом, завод дубильных экстрактов переименовывают в химзавод, и он переводится на 100% производство дубового сырья. 60-летие Химического завода отмечали более чем скромно. Начавшаяся перестройка и объявленная по стране гласность, не выдержавшая испытания аварией на Чернобыльской АЭС имени Ленина в 1986 году, стали началом конца предприятия. Развал Союза и приснопамятные годы власти «молодых реформаторов» окончательно добили одного из трех «китов» города.

«Химарь»

От "общения" с заводом у нас остаются весьма противоречивые чувства. С одной стороны, наверное, хорошо, когда химический гигант с явно недоработанной системой очистки («тут у нас в своё время после каждого дождичка оставались жёлтые осадки»), закрыт и экология, а с ней и люди не страдают.

С другой, «химарь», хоть и выпускавший (официально) вполне себе мирную продукцию, был частью гособоронзаказа, а это рабочие места, а это деньги и всё, что с этим связано. Даже полуразрушенные корпуса химзавода завораживают не столько своими масштабами, сколько… не знаю... своей величественностью.

Например, один из цехов высотой в 9 этажей является самым высоким зданием в Шумерле. Из-за того, что город стоит на болотах, все дома здесь не выше 5 этажей. Завораживает и то, что, теперь гуляя по заводу и его цехам, дышишь историей завода и «его людей». Легенда отечественного Химпрома остаётся легендой и этого города.

В таких местах даже воздух, знаете, начинает слегка вибрировать, особенно когда представишь себе махину в действии: кипят котлы, по трубам носится пар, суета и гул голосов: в администрации горячие споры из-за отставания в квартальном плане, а в рабочей столовой шутки-прибаутки, сдобренные беззлобным матом, и обсуждение быта.

Abandoned places

«На этом химзаводе работала моя прабабушка! – говорит жительница Шумерли Ксения Игнатенко из команды местных сталкеров, повстречавшихся нам на территории. – Правда никакой информации о ее работе практически нет».

«Я знаю, что умерла она за долго до рождения моей матери от рака, точно также от онкологии скончался мой прадед, который тоже работал на заводе. И вообще, онкология - это "профессиональное" заболевание работников производства», - продолжает она.

По словам собеседницы, территорию завода сейчас потихоньку скупают здешние предприниматели, приспосабливая брошенные цеха под в основном под склады. То, что ещё не куплено и не продано всецело принадлежит молодёжи – любителям abandoned places (заброшенные места – «24») и просто шпане, которая приходит сюда выпить пива или чего покрепче подальше от опостылевшей родни и полисменов.

«Наша мама»

«Я никаких эмоций по поводу химзавода не испытываю, так как это не единственный советский завод, обанкротившийся в 90-е, и таких руин по России множество. Я думаю, что практически везде с ними происходит одна и та же история: сначала завод замораживают и постепенно грабят. В конечном итоге остаются руины, которые служат пристанищем для бомжей и молодежи. Мечтать о восстановлении завода нереально, потому что нет денег», - резюмирует Ксения Игнатенко.

Иван из нашей группы вспомнил о том, как на территории обнаружили бомбоубежище или вроде того:

«Там стоит фабрика "Наша мама", - говорит он, указывая рукой в сторону производства. - И когда в подвале расширяли территорию для бассейна, наткнулись на стену. Выбив несколько кирпичей, обнаружили, что под территорией бывшего химзавода существует заброшенный бункер. Весьма печально все это. Мне жаль, что такую страну разорили и обхаяли. Конечно, были минусы свои. Но раньше хоть будущее было, а сейчас никакой стабильности. Так что я весьма расстроен тем, что такое предприятие развалилось».

«Слава советскому народу…»

Сейчас на химзавод, особенно с Заводского проезда, смотреть и в самом деле невыносимо. Здесь более всего уместны библейские слова «мерзость запустения», и ассоциации с трагическим переломом в судьбе нашей страны невольно приходят на ум.

Золотые буквы на фасаде одного из заводских корпусов больший частью опали, оставив после себя тёмные и угрюмые силуэты, и по ним мы распознаём слова, составлявшие ударный лозунг строителей коммунизма времён позднего Брежнева: «СЛАВА СОВЕТСКОМУ НАРОДУ» («народу-победителю»)

Прошло уже почти 30 лет, как нет ни советского народа, ни завода, где этот народ трудился. И нам трудно отделаться от ощущения ускользающей тоски и грусти. Всё же это была великая страна и у неё было великое прошлое, и вот оно перед нами – разбитые корпуса, зарастающие бурьяном, и кирпичная труба, воткнутая в небо, на которой сотовые операторы уже успели навешать несколько антенн. Забавная аллегория? Думайте, как хотите. Мы уезжаем.

Глеб Постнов, Елена Загорская, специально для «Чебоксары24»

Фото: «Чебоксары24»